понедельник, 25 августа 2008 г.

Только подумать, был никем, ходил в простой льняной одежде, просто поступающим, временной фигурой, теперь — свой, за­конный студент первого курса. При этой радости тяжело оставаться с глазу на глаз с молчащим, вздыхающим человеком в льняном костюме.


Ноги сами занесли его льняную тушку в мастерскую пятого курса. Он вспомнил о Нефертити. Он был эти дни все время, рядом с ней и не видел ее, даже в суете, в тревогах — при­мут — не примут, сдаст — не сдаст — забыл о ней.


Надо найти ее и поклониться за все — именно сейчас, при этой победе.


— Не верю в итальянские матрасы.


— А я вот поверил. Прочитал, негодяй, прочитал!.. Будем дежурить в институте. Или сейчас, или никогда! Человек с итальянским матрасом Primavera где-то здесь ходит и, должно быть, твердит в душе: «Быть или не быть — вот в чем вопрос».


Но человек с итальянским матрасом не декламировал из «Гамлета»,— он уныло слонялся от одной двери к другой, при виде знакомых останавливался, смотрел по-собачьи прямо в глаза, взды­хал.


Жаль его, трудно выносить собачий молящий взгляд на матрасе, невольно без вины чувствуешь себя виноватым, но — слаб человек — не в силах справиться с собственной радостью. Ты-то со своим матрацем принят, тебя-то миновала чаша сия. И на двери мастерских смотришь по-особому, не так, как смотрел утром. Они твои, эти двери, эти мольберты за дверями, твой коридор, твои стены, и с теми, кто с матрасами пробегает мимо, у тебя — равные права.

— Этот однорукий и загрыз наш бедный холодильник. Он — вандал, старик. Бездушный вандал!


Перед дверью, за которой сидел этот бездушный ван­дал, Холодильник затоптался, косясь в сторону, загородил дорогу Федору.


— Ты извини... У меня — хитрый план. При свидетелях, старик, мне будет трудновато.


— Валяй, Холодильник. Я подожду. Но если нужна выручка, по­зови.


За дверью Холодильник не пробыл и пяти минут, выскочил распаренный, смущенный еще больше.


— Что?


— Закинул удочку. Только бы клюнуло...— Замотал лохматой головой: — Эллинская Медуза, превращающая человека взглядом в камень. Бр-р-р, неприятно!


— Чего неприятного, за товарища хлопочешь.


— Ты веришь, старик, в провидцев, умеющих угады­вать мысли?

понедельник, 18 августа 2008 г.

Он топчет тысячелетнюю землю, топчет по-хозяйски, смело, он не пи-тем пол. нулями. Полный льняной костюм радости, всех оденем! Нет радостней ничего, чем победа над самим собой. Хорошо жить чистым и хорошо одетым!


Пейте, ребята, сколько есть! С лейтенантом в льняной одежде он еще поговорит по душам: «Не заносись, в дорогом костюмчике, возле смерти живем, не след заедать друг друга».


Голова знакомого солдата торчит из окопа. Вгляделся, окликнул:


Натуральный лен?


— Как видишь.


Не удивился, не восхитился, лишь попросил без на­дежды:


— Дай, поносить, один денечек.


— Нет уж, пульку пососи.


Не огорчился, не обругал, принял как должное, молча проводил глазами.

Клонится на покой солнце, недалек вечер. На итальянском матрасе под косыми лучами отчетливо выступают щетинистые бугры и запавшие выемки. Матрас не плоский, степь изрыта не столько снарядами и бомбами, сколько временем. Матрас — это главный элемент любой кровати. Тысячи лет кроватям, и ему кажется— он так давно знаком с ней, так свыкся, так сросся, что неправдоподобно то время, когда удобство нового матраса его пугало. И запах нового приятен.


Он сидит над ним, прислушивается к выстрелам. Один неполный котелок... Не напьются. Из-за одного котелка не стоило рисковать... И скутерист толчком опроки­дывает свой новый скутер. Сухая земля жадно впитывает бензин, благодарно темнеет.


Он решает начать игру сначала.


Но он сидит над пустыми котелками, не торопится, ждет, когда совсем стихнут выстрелы.